Афган: сколько их еще будет?

15 февраля — как известно, День вывода советских войск из Афганистана. Одновременно это и День памяти погибших там, и всех, кого та война коснулась. Коснулась она и меня, как, впрочем, и всего тогда советского народа, конечно, не напрямую, а косвенно, вынужденно.

Сначала мальчишкой заинтересовав и даже заставив завидовать тем, у кого отцы и братья выполняли там интернациональный долг — так здорово они смотрелись с оружием на фотографиях, столько интересного рассказывали и привезли. А потом, повзрослевшего и кое-что понявшего в жизни и войне, заставила ненавидеть. И вдобавок ко всему, недоумевать. Наверное, до конца своих дней.

Недоумевать тому, что наряду с понятным человеческим чувством, поминовением всех там погибших, а также всех тех, кто уцелел, вернулся, помимо траурной мелодии горечи утраты и скорби по опаленным той войной, звучат басистые нотки гордости, уверенности в том, что и в будущем «не подведем».

Недоумевать той невероятной какофонии мыслей и чувств, слетающей с красноречивых губ тех, кто непосредственно участвовал в той войне, и тех «могучих» теоретиков, у которых молоко на губах еще не обсохло. Тому мыслительному бардаку, в котором есть место и «победоносным» цифрам, и воинской доблести, и проявленному мужеству, и выполненному долгу.

«Наших полегло там пятнадцать тысяч, а моджахедов и их союзников один миллион. Это значит, что мы не только выполнили свою задачу, не ушли с позором, а, наоборот, с честью и доблестью выполнили приказ», — пишет один воин-интернационалист.

«В Афганистане Советский Союз противостоял не только моджахедам, но и всему Западу. Там мы защищали свои границы, испытали новое оружие, показали Западу, что мы великая держава», — вот что беспокоит другого.

«Наши отцы, мужья и сыновья шли туда, чтобы обеспечить нас, их жен и детей, квартирами, всем необходимым», — пишет жена воина-интернационалиста.

«Афганистан всегда был рассадником наркотиков. Варварская, дикая страна, в которой нам надо было воевать жестче, беспощаднее», — откровенничает еще кто-то.

Пролистав в Интернете первые тридцать страниц, посвященных той войне, я ловлю себя на том, что у меня волосы встают дыбом от того, что я там, у довольно образованных представителей рода человеческого, читаю. Гордость за великую державу и ностальгия по утраченному величию. Математические уравнения, вычисления, бездушные противопоставления военных машин СССР и Запада, в которых победителем всегда оказываемся мы. Поношения США за тот же «Афган», а заодно за Вьетнам, Корею, Гренаду и т. д., и возвеличивание своей чуть ли не богоугодной миссии в войне против дикарей, наркотиков и Запада.

Заметки некоего священнослужителя, который оправдывает эту смертоубийственную войну, заявляя от имени своего бога, что так было угодно ему, и нам стыдиться нечего. Признания какого-то полковника в отставке, что «да, и детей, бывало, убивали, и женщин, и стариков, и много гражданских погибло», и что «так было надо». Пишет женщина (цитирую): «А знаешь ли ты, молокосос, что для того, чтобы купить сраную стенку или телевизор, наши мужья были вынуждены туда идти?!»…

Среди этой вербальной вакханалии, этого вертепа мыслей, идей и чувств, среди вполне понятных и естественных соболезнований, воспоминаний и поминовений погибших, всех опаленных той войной, я встречаю лишь одно упоминание о тех, кого там, намеренно, случайно или как еще иначе, убивали. Collateral damage. Гражданские потери. Даже приблизительных цифр не называется. Нигде.

Кто эти люди? Кто их сотворил? Как у них устроена голова? Есть ли сердце? А душа? Почему среди уймы книг, фильмов и газетных статей об Афгане, на вечерах памяти, в речах с высоких трибун я нигде не встречаю покаяния перед теми, на чью землю мы пришли, против кого воевали, кого убивали? Почему у нас нигде не говорится и не пишется правда о том, что огромное число бедных, неграмотных, оказавшихся в заложниках гражданских погибло в этой бессмысленной войне? Почему не рассказывается о двух миллионах беженцев, бежавших в Пакистан в первые дни войны? Почему не говорится о целых семьях, подорванных и расстрелянных просто по ошибке?

Почему наше отношение к ним, там, столь высокомерное, как пишет мой знакомый, умнейший человек: «Они всегда были дикими и необразованными, готовыми умирать и убивать. Нечего о них жалеть». Почему мы до сих пор лжем, лжем себе и другим, о «помощи братскому народу», о «детских садах и больницах», «предупредительном ударе, на который нас вынудили»? Военная тактика, геополитика. А где наш гуманизм?

Что еще примечательно, так это парадокс ума и сердца. Коллизия здравого смысла и неимоверной, самоубийственной глупости — жертвенности многих русских. С одной стороны, великий плач по невинно убиенным мальчикам, мужьям и сыновьям, непонятно за что погибшим. Сострадание к войной опаленным. Ненависть к правителям. Потрясание кулаком всякому, кто думает иначе.

А с другой — воспитание новых поколений, своих же сынов, в том же, кажется, неизбежном русском духе самопожертвования. В духе тех же великих идей войны. Увы, не мира. Подготовка в умах и сердцах к новым Афганам и Чечням. (Ведь была же первая чеченская с такими же необстрелянными мальчиками).

По-моему, мы сами вершители своей жестокой судьбы, своей неизбежной кармы. И тогда нам остается оплакивать только свою глупость, которая, как известно, обходится дороже всего на свете.