В чем очарование провинциальных городов?

Первый раз в Гулбене, небольшой город в Латгальской глубинке, я попал зимой. На последнюю, преддипломную, практику. И очень мне город понравился. Наверное, своей миниатюрностью и доброй, тёплой провинциальностью.

Не было зимой в Гулбене той суеты, с которой сталкивался летом в латвийской столице. Особенно в старой её части, которую латыши именуют Вец-Ригой. К Министерству, что на Смилшу, пройти спокойно нельзя, чтобы где у Пороховой башни, Домского Собора, Трёх Братьев или Дома Черноголовых на вездесущих туристов с их неизменными фотоаппаратами не наткнуться:

— Посмотрите налево… Посмотрите направо… Перед вами памятник архитектуры!

Про Юрмалу просто молчу.

Отдыхающие, отдыхающие, отдыхающие… Что?. . Опять — отдыхающие? Да сколько?!

* * *

Тогда, в восьмидесятых, о-очень много их было. А вот после распада Союза…

Непривычно и больно. Да, вот не моё, чужое уже… Умом всё понимаешь, а всё равно — больно было смотреть на полупустые улочки Кемери, скелеты недостроенных здравниц и слепые глазницы выбитых окон — брошенных.

Оказывается, основная масса отдыхающих наш, совковый, брат был. А как отрезали границей то, что вместо Союза получилось, и… Всё. Старых отдыхающих не стало, а новые — не ломанулись чинной европейской толпой. Зачем им?

У них, наверное, и лучше есть.

* * *

В общем, было с чем тогда, в 80-х, сравнить.

И понравился мне Гулбене. Хороший город в латгальской глубинке.

А глубинка, она всегда от столицы отличается. Ну, хотя бы отсутствием мишуры блистючей да лоска наносного, искусственного, к делу никакого отношения не имеющего. Маленький город, он — как большой коллектив, в котором почти все друг друга знают.

И на человеческих отношениях это как-то сказывается. В том числе и к приезжим, «латышско-неговорящим» гражданам.

— Извешана, извешана… Ой, ну, как же это по-русски? Сорок пять, кома восемь. А тракторов ТБ-виенс у нас диви*. Ой, Ко-остя…

С тем же Юрмальским леспромхозом, где полдня будешь искать, чтоб кто тебе слово другое перевёл, ну, ни-ка-кого сравнения. «Извешана, извешана»… Да вывозка это. Лес, что в лесу заготовили, куда доставить надо. И всё! Секундное дело.

И проблем никаких.

* * *

В обеденный перерыв, прямо в фойе конторы…

А конторы леспромхозов в Латвии, не чета нашим, российским баракам, что строились на какое время. Пока лес не вырубим. Да так и остались — навсегда.

Нет, латыши к своему лесу совсем по-другому относились. И рубили не сплошняком, оставляя после себя лунные ландшафты, а выборочными и проходными рубками так, чтобы и детям, и внукам не меньше, а может, и побольше осталось, чем у них было.

Ну, а раз работа — всерьёз и надолго, то чего во времянке ютиться, а в туалет, с дыркой до самого центра земли, проверяя коллектив на прочность, за сто метров бегать?

Потому и светлое фойе с окнами на полстены в гулбенской конторе было на втором этаже добротного кирпичного здания. В тёплом, просторном помещении, как в хорошем лесном озере, спокойно утопал стол для настольного тенниса.

Конечно, в обеденный перерыв он не простаивал. Всегда очередь из желающих сыграть «на вылет» у него толпилась. Ну, и, само собой, — болельщики.

Но большая часть народа предпочитала порезаться в дартс. Мы ещё такой игры не знали, потому почти всегда и всем я необидно, со смехом и подначками проигрывал. А в субботу приезжали ребята из соседних леспромхозов, приходили местные, с других городских предприятий, и проводился открытый чемпионат по дартсу. Главный приз — ящик пива, который по окончанию турнира распивался совместно и победителями, и побеждёнными, и благодарными зрителями.

* * *

Баня в Гулбене была замечательная. Не хуже, чем в наших… Ленинградских, новгородских, калининских леспромхозах, на многих из которых за четыре года учёбы пришлось побывать и отметиться. Где — по-хорошему, ну, а где и не очень. Последнее, правда, значительно реже…

Вот только пиво в гулбенской бане было… С нашим не сравнить.

И к пиву у них можно было не рыбку какую вяленую взять, а пропаренный, после чего чуть подсушенный, солоноватый горох. Та-ак хорошо после знатной парилочки, да по пивку холодненькому, не стеклянный — керамический, но привычно запотевший бокал которого — в три глотка…

И похрустеть солёненьким.

* * *

Очень мне Гулбене понравился. Почти как дома. В России. А что? Вот, она, Латвия. Только руку протяни.

Вечером сел на Рижском вокзале в поезд, а утром, только глаза открыл — Даугава. Так же, как и Нева, катит свои хмурые, свинцом отливающие воды к Балтике.

«Меж берёз дожди косые»…

И природа схожая, и ничем почти они, латыши то есть, не отличаются от нас. Ни в работе, ни на отдыхе. Только…

Вот именно, что «почти».

«Только — это не Россия»…

Значительно меньше в Латвии чисто нашей, российской, расхлябанности и раздолбайства. Да и к корням своим — праздникам национальным, народным песням, истории страны, не в пример нам, значительно бережней относятся.

Но в то же время Латвия — не чопорная и гордая своей особой статью Европа, где ты ни-ког-да не будешь своим. А здесь, в Видземе, Курземе, Земгале или Латгалии, — почти что свой. Во всяком случае, ни в одном из коллективов, в котором волей судьбы мне приходилось работать… Даже в самой дальней латвийской, вот типа Гулбене, глубинке, не чувствовал какого-то там отторжения.

— Хороший ты парень, Костя, хоть и русский, — как мне сказали однажды под Тукумсом.

Вот только язык подучить малость… Так в чём дело? Надо будет — выучим!

* * *

А может, потому мне Гулбене так плотно на сердце лёг, что gulbis, если с латышского, то — лебедь. Птица такая. Большой дикий белый гусь.

Gulbi, так это — множественное число. Лебеди. Ну, а Гулбене, наверное, то место такое, где лебедей эти-их… Ну прудом просто пруди!

Лебеди… Именно так называлось село, от которого до тех мест, откуда родом и отец, и мать, — всего ничего. Было. Нет теперь Лебедей.

За них сейчас город Губкин, что в честь академика, открывшего железорудные месторождения Курской Магнитной Аномалии (КМА). От села нынче осталось только название предприятия — Лебединскй горно-обогатительный комбинат.

Та-акая драка за тот ГОК после приватизации была. Ну, как и положено, москвичи всех победили. И — главный приз себе взяли. Но на названии драка не отразилась.

Правда, то уже утешение слабое. Нет Лебедей…

А Гулбене — ого-го! Стоит ещё, чертушка.

И ресторанчик «Гулбис», наверное, жив… ____________________________________

* Виенс, диви (латышск., viens, divi) — один, два. ТБ-1 — трактор для бесчокерной трелёвки древесины, модель первая.