Кто завещал свои деньги на организацию госпиталя «для идиотов и лунатиков»?

30 ноября 1667 года, 340 лет назад, в ирландском Дублине, у вдовы недавно скончавшегося бедного колониального чиновника Свифта начались преждевременные роды. Впрочем, завершились они вполне благополучно — женщина родила сына, назвав его Джонатаном. Однако на этом счастье бедняжки закончилось. Малыша вскоре забрал к себе на воспитание его родной дядя — благополучный адвокат, так что ребенок был фактически сиротой при живой матери. Ему просто сказали, что мать умерла, а ей твердо указали на то, что ее не хотят видеть…

Вместо колыбельных песен и сказок на ночь мальчишка обходился книгами, благо их в библиотеке дяди было предостаточно. Выигрывали оба — адвокат оттого, что мальчик не досаждал, а малыш узнавал окружающий мир, хотя бы посредством печатного слова. И к моменту, когда наступила пора отправляться в школу, юный Джонатан уже умел не только бегло читать, но, что, наверное, более важно — вполне профессионально строить предложения.

Учился он в одном из самых престижных учебных заведений — в школе графства Килкенни. Но в отличие от небезызвестной литературной героини — Джейн Эйр — не слишком комплексовал по поводу того, что ему приходится жить в интернате, да и одноклассники не очень-то задирались с долговязым мальчуганом, который всегда мог дать отпор и двум, и трем обидчикам.

Как и следовало ожидать, Джонатан блестяще окончил школу и вернулся для дальнейшей учебы в Дублин. Дядя устроил его в престижный Тринити-колледж, ведущий свою историю с 1592 года. Здесь существовала очень интересная система учебы: четыре раза в году в Тринити устраивались экзамены, лучшие студенты получали денежные премии. А самые способные удостаивались стипендий. Мне неизвестно, был ли среди стипендиатов Джонатан, но два факта неоспоримы: во-первых, в 1686 году 21-летний Свифт стал бакалавром искусств, а во-вторых, в Тринити до сих пор гордятся тем, что будущий литературный отец Гулливера учился именно у них.

Стал бы он писателем, если бы не драматические события, которые разыгрались спустя два года после его выпуска? Трудно сказать. Но из-за «славной революции», как назвали английскую революцию 1688−1689 гг. из-за ее относительно мирного исхода, не считая всплеска насилия, Свифт с родственниками был вынужден бежать из Ирландии в Англию. Здесь он устроился секретарем сэра Уильяма Темпла, отставного дипломата и литератора. Он помогает сэру переписывать повести и рассказы, жадно впитывая разговоры, которые ведут весьма влиятельные политические деятели, часто посещающие Темпла. К тому же библиотека литератора была куда более многотомной, чем дядина. За три года, проведенные здесь, Свифт не только поступает в Оксфорд, чтобы завершить образование, но и начинает писать оды и поэмы.

В 1695 году Джонатан становится магистром искусств, что вполне достаточно для получения духовного сана. Он отправляется викарием в родную Ирландию. Правда, и года там не выдержал, вернулся к Темплу, в чьем имении и прожил до самой смерти сэра, последовавшей в 1699 году.

Вместе с этой смертью в двери Свифта все чаще и чаще начала стучаться нужда, а потому ему ничего не оставалось делать, как снова вернуться к религиозной деятельности и согласиться на место викария в небольшой ирландской деревушке Ларакор. Единственное, что скрашивало пребывание здесь Джонатана, это соседство с очаровательной мисс Эстер Джонсон, которая была почитательницей его литературного таланта и ученицей, а вскоре стала и возлюбленной, с которой Свифт состоял в тайной связи. Благо Эстер жила в нескольких милях от Ларокора, а ночи в Ирландии очень темные…

Кое-кто из историков склонен считать, что Джонатан даже тайно обвенчался с нею, но их отношения были так глубоко законспирированы, что никому не удавалось увидеть их вместе. И потом, сегодня это уже не столь важно — хотя не исключено, что если бы Свифт был женат, это могло бы спасти его от трагической развязки.

Но до нее было еще далеко. Впереди была литературная слава — его не зря считали самым остроумным человеком начала XVIII века. Попасться на перо к Свифту было равносильно засовыванию руки в камнедробилку. С равным упорством он сначала «дробил» представителей тори, а спустя несколько лет, уйдя из лагеря вигов, принялся молотить своих бывших товарищей по партии.

В сущности, и роман о путешествиях Гулливера — не что иное, как жесткая сатира на существующую в Англии политическую и религиозную систему. Власть предержащие были сначала лилипутами, пока находились в оппозиции, потом чувствовали себя великанами, придя в парламент, иной раз их обуревали такие же фантастические идеи, как обитателей острова Чародеев, а в конце концов они оказывались не умнее лошадей…

Кстати, несмотря на несметное число произведений, как в прозе, так и в стихах, единственный гонорар за свой литературный труд Свифт получил именно за Гулливера. Ему заплатили что-то около 200 фунтов…

Не сбылись и его карьерные мечты. Он рассчитывал на место епископа в одном из больших английских приходов, что автоматически открывало ему двери Палаты лордов. Но вместо этого его назначили настоятелем собора Святого Патрика в Дублине — строптивого и острого на язык ирландца лорды не хотели видеть себе равным…

В ответ Свифт призвал бойкотировать английские товары. Из-за этого в Ирландии чуть было не вспыхнуло восстание…

Все эти неудачи стали причиной психического расстройства, приключившегося с Джонатаном. Последние годы жизни прошли для него как на качелях — периоды «просветления» сменяли все более продолжительными периодами помрачения рассудка. Очень образно об этом сказал Уильям Теккерей, живший на век позже и считавший Свифта своим литературным учителем. Вот эти суровые слова: «Свифт идет дорогой жизни, неистовствуя, точно человек, одержимый бесом. Он постоянно оглядывается вокруг, не гонятся ли за ним фурии; он знает, что наступить ночь, и с нею неизбежно явятся эти чудовища. О, Господи, какая это ночь и какая долгая агония! Какой страшный коршун терзал сердце этого гиганта!»

Были времена, когда Джонатан переставал помнить, кто он есть. А в минуты «просветления» он был беспощаден к себе: «Идиот!»

В довершении всего, Свифт потерял сначала слух, а потом практически и зрение: он не мог читать, буквы расплывались. Из-за этого писатель стал нелюдим, не допуская к себе вообще никого, даже родственников. А еще он превратился в Плюшкина, не тратил почти ничего на себя, но денежки справно складывал…

Незадолго до смерти, которая взяла к себе отмучившегося сатирика 19 октября 1745 года, Свифт в минуту, когда болезнь его отпустила, составил завещание, в котором прямо указал на то, что все деньги нужно пустить на организацию госпиталя для идиотов и лунатиков. Это завещание было исполнено, на деньги Джонатана была построена больница для умалишенных.

Чем для нас может быть поучительна жизнь Джонатана Свифта? Когда мы задумываемся: а нужно или не нужно совершить тот или иной поступок, давайте еще раз перечитаем бессмертные строки великого ирландского сатирика. Вот они: «Всякий, кто способен вырастить два колоска пшеницы на том месте, где раньше рос только один… заслуживает высшей похвалы человечества, для своей страны он делает гораздо больше, чем все политики вместе взятые»… ]